«Угадай, какая у женщины самая сексуальная часть тела?» – спрoсил у меня Май сразу пoсле нашегo знакoмства. Я, не задумываясь, выдала первoе, чтo пришлo на ум, — глаза. Нo не угадала. «Шея – самoе сексуальнoе. И ключицы». Мoя шея была oбмoтана нескoлькo раз бoльшим oранжевым платкoм. Май же стoял передo мнoй с грудью нараспашку, бoсикoм и в шлёпках. С крыши капал дoждь, пoл навoднился лужами, из-за сырoсти нам даже негде былo сесть. Мы стoяли, молча смотрели друг на друга и мокли под дождём. Я думала о том, что у меня всего 30 минут на интервью, что дождь промочил кроссовки, а от влажности волосы снова начнут виться. Что было в голове Мая – непонятно. Он пристально всматривался, словно пытаясь меня загипнотизировать. «Поехали к тебе домой!» – неожиданно сказал он. — «Что?» — «Я здесь тебе ничего не буду рассказывать, здесь уши. Поехали к тебе!».
 Через несколько минут я сидела в курилке – там теплее, и сверху ничего не капает. Ко мне домой мы всё-таки решили не ехать. Май на кухне делал нам кофе. Незнакомый человек в кепке и плаще-дождевике нёс в дом два больших пакета с чем-то. «Бог желудков, ты посетил нас!» – приветствовал человека Антон. И, смеясь, чуть тише добавил: «Я бы сказал «бог прямой кишки», но как-то не звучит».
Мы уселись с Маем друг напротив друга, с огромными кружками кофе в руках. Он заливисто смеялся, закидывая голову вверх, теребил кудри, спрашивал меня о всякой чепухе. О том, крашу ли я подмышки в зелёный цвет, ковыряюсь ли в носу и почему на мне мужские, на его взгляд, кроссовки. Я отвечала ему тем же бредом. В наш несуразный диалог вмешалась Бузова, вошедшая в курилку с сигаретой: «Не помешаю?» – «Помешаешь», — резко возразил ей Май. Она на несколько секунд застыла в недоумении, он повторил: «Помешаешь! Я душу изливаю». И решительно добавил: «Иди к ребятам, Бузова!» Ольга, надувшись, вышла за дверь.
Я с непониманием взглянула на Мая: зачем так жёстко разговаривать с людьми? «Это была шутка, у неё плохое чувство юмора», — оправдался он. Мы продолжили диалог ни о чём, разбавляя его то философскими размышлениями, то откровенным стёбом. Вскоре дверь в курилку снова отворилась – это была Боня. «Маюша!» — накинулась она на него. Ребята так надолго застыли в горячих объятиях друг друга, что в какой-то момент мне даже сделалось неловко. «Я сыграл, — сказал мне Май, как только дверь захлопнулась. — Я не был рад её видеть».
Когда пришёл друг Мая Антон, Абрикосов словно его не заметил. Потапович тихо уселся рядом со мной и всю беседу хранил молчание. Мы говорили о космосе, поэзии, прыщах… Свой спектакль и режиссёрские планы Май обсуждать решительно отказался. Его забавляло подолгу смотреть мне в глаза и опережать мои вопросы.
«А давай ты в меня влюбишься?» – неожиданно произнёс Май тоном делового предложения. «Давай!» – тут же подыграла ему я. «В следующий раз я жду букет ирисов!» — с пафосом заявил он мне. Кивнув в ответ, я рассмеялась. Вскоре в курилку снова пришла Боня, а за ней Настя Дашко, и все ребята принялись обсуждать насущные вопросы. Я быстро удалилась, крикнув: «Всем пока!» «Пока, Инна!» — добродушно ответил Антон. Май только загадочно взглянул и, не проронив ни слова, улыбнулся.
Инна Макаренко
|